Дом с розовыми наличниками. История про странных обитателей - Владимир Зангиев

– Лучший бальзам для угнетённого духа – музыка.

– Вы очень любезны, – благодарно промолвила погрустневшая Мариет.

Федя напустил на себя озабоченный вид. Раздвинул грудь для достаточного размещения звука. И принялся старательно выдувать замысловатые завитушки аккордов…

А перед моим взором поплыли волнующие картины рассказанной Мариет печальной истории родительской любви.

Как будто ненасытный прожорливый аллигатор жадно, кусок за куском, отхватывал от мужественной души Каскадёра, которая кровоточа и стеная, взывала о помощи. Но не нашлось силы, способной вырвать жертву из мощных челюстей неумолимого рока. Предусмотренное сюжетом мелодрамы действо явно выходило за рамки спланированной режиссуры. Тем не менее «Новые приключения неуловимых» привлекли внимание заинтригованных поклонников обоих полов главным образом дерзостью представленных там трюков, что незамедлительно сказалось на небывалой мощи кассовых сборов. Но та единственная, ради которой разжигался жаркий костёр в выстуженной пещере затерянного мира, лишь на короткое время своим присутствием создала комфорт и уют. А затем он понял, что проще всего собственными руками сомкнуть водяные круги безнадёжности над впустую пылающим огнём души. И когда звонкое утро загромыхало оглушительным благовестом, он, навсегда покинутый ветреной супругой, без памяти влюблённой в воплощённый кинематографом художественный образ, ступил в провал запредельности.

Оказавшийся очевидец, монтажник-верхолаз, наблюдавший момент деления тела, категорически утверждал, что ручается в одном – лежащий на земле мужчина не был дельтапланеристом, голубей по крыше он очевидно тоже никогда не гонял. Однако, и безумца, решившего свести счёты с жизнью он, также, не напоминал. С проницательностью осведомлённого человека верхолаз решительно добавил, что самоубийца хоть и стремился вниз, но тень его отчётливо пропечаталась на белоснежности проплывающего облака – это зафиксировано в одном из фотографических изображений близлежащей лужи.

Обладатель отменно официального тона в голосе поинтересовался:

– Зажатый в руке усопшего рваный клочок лазури до момента перешагивания в запредельность находился на значительном расстоянии от опасного места или был сорван инстинктивным движением?

– Когда решишь, что ночь – лучшее время для души, не резонно подвергать себя действию инстинктов, – вполне убедительно изрёк очевидец. – Ещё до того, как пронзительно-тоскливый взгляд мужчины развязался с удерживающим его внутренним содержанием, я понял: раб божий посетил поднебесную обитель Святого Духа. Верным признаком тому был зажатый в ладони клочок лазури. Известно, что видеть небесное царство Святого Духа смертному при жизни не дано.

– Вся загадочность происшедшего в том, – заключил специалист в белоснежном колпаке с пурпурным крестиком, – что, пока криминалист констатировал свершившийся факт, занося пентoграфические результаты в толстый разграфленный журнал, лазурный клочок неба незаметно превратился в миниатюрную птичку-колибри, которая ловко выпорхнула из-под сжимающих коченеющих пальцев Каскадёра и взвилась к небу.

Этот загадочный феномен долго пытался разгадать местный орнитолог. Он пробовал даже на эту тему защитить диссертацию, чтобы получить учёную степень, но не сумел найти необходимых доказательств, помрачнел душой, стал излишествовать в потреблении зелия и его часто стали видеть небритым и с небрежно повязанным галстуком.

Надо сказать, что экзотическая тропическая птичка вообще в тех краях не водилась.

* * *

Впрочем, некоторые утверждают будто никакой птички вовсе и не было. А то, что там представилось – есть плод больного воображения. А что такое больное воображение и как определить, что оно больно, ведь боли, как таковой, мы не ощущаем?

Вообще, воображение – это полёт фантазии в бесконечности причудливо сменяющихся форм. Каждый бывал там, но большинство привыкли к дому и верны единственной привязанности, им недоступны бесконечные полёты наружу. Для некоторых же, причудливые формы притягательны своим непостоянством, – они анализируют их, вменяют в обиход. В предстающем мире является множество раскрывающихся, словно лопающиеся оболочки, новых сфер, в которых заключены целые галактики, совершенно не похожие на нашу Солнечную систему.

Когда займётся заревопо краю небосвода,ночь примется зажариватьдневного антипода,и месяц подрумяненныйнад миром воцарится.Покоем одурманена,душа в полёт стремится…Фатальность сновидениявоспринята буквально!Ночные лечим бденияу бабки повивальной.Рассвет наполнит трепетомзатравленную душу —укрытый пледом клетчатым,из грёз влачусь наружупроблемами измученныйземного пребывания.

– Мечта людьми дремучимитрактуется как мания.

Он был художником и мечтал изобразить полёт шмеля. Но ему предложили запечатлеть полёт пули. Это не соответствовало его моральным установкам, и мастер отправился в обратном собственной мечте направлении, унося с собой только жалкую горстку запахов оставленной в мастерской гуаши да полный ларец драгоценных воспоминаний.

Пришельцы какой-то неведомой планеты, сопровождавшие его в пути, с трудом переносили изнурительную для себя дорогу. Сочувствуя несчастным, он не скупясь, раздавал драгоценности своего ларца. Его посчитали несметно богатым и прозвали Монте-Кристо. А хозяин пообещал предоставить в пожизненное пользование одноимённый остров. Буйное море тайги и твердь вечной мерзлоты легко расступались, принимая в своё лоно понурую колонну пришельцев из нездешнего мира.

Старожилы сказали, что это вовсе не остров Монте-Кристо, а художник здесь долго не протянет, ибо материя, послужившая воплощению его души, не соответствует бытующим местным условиям.

Мерзлота зловеще щерилась, больно покусывая мелкими, но отменно острыми зубками нестерпимого холода. Дремучая непролазная тайга наводила ужас своей кромешной неизведанностью. Хищные аборигены лишили графа имеющихся титулов, пустили на «общак» его лучшие многокаратные бриллианты. Но обнищавший ваятель не скорбел по утраченному. Он знал реальную цену созданным скудным туземным воображением мнимым сокровищам убогого мира.

Много дней безостановочно смеялся он над ничтожной наивностью окружающего населения. Интуиция выдала наконец сокровенную сущность вещей и память подсказала единственный путь избавления. Длинная чёрная воронённая труба, на конце которой брызнула яркая огненная вспышка, стала проводником между миром относительного благоденствия и мнимой реальности.

А происходило всё близ посёлка Сусуман богом забытой Магаданской области.

Мне жизнь – как нерешённая задачаи предстоит ещё найти ответ.А вечность злобствует собачьимоскалом лет.

Судьба моя – несломленная крепость,врагом не покорённый Брест.Изображая на лице свирепость,несу сей крест.

Пытаясь изваять ещё при жизнисебе монументальный бюст,скрываю в беспардонном эгоизмесмятенье чувств.

Такое испытание на прочность:судьбой очерчен след.И столь преград таит порочность,и столько бед!

Года эпоха складывает в вечность —в единый неделимый монолит.Лишь бог уполномочен быстротечностьсудьбы продлить.

Реальность – роковая неизбежность:в конце пути предсказанный финал.А безысходности пугающую внешностьмир проклинал.

* * *

Ужасно страшный пёс Цукор собственно никаких ни ужасов, ни страстей не творил – просто ходил вдоль внутренней стороны Китайской стены, громыхая тяжёлой железной цепью, и недовольно ворчал если кто-нибудь приближался к объекту его неусыпных бдений. Вдоль стены была натянута проволока, с которой пёс и был надёжно связан цепью. Этот неподкупный страж порученных территорий признавал только главного центуриона, лишь при его приближении приветливо помахивал лохматым хвостом и только из его рук позволял себе брать пищу.

День за днём нанизывались на шпиль вечности, уплотняясь таким образом в определённые временные циклы, а Цукор совсем не становился терпимее к окружающим.

Однажды Мальвина угостила беднягу половинкой конфеты и суровое сердце хранителя недвижимой неприкосновенности малодушно дрогнуло, отозвавшись на столь искушающий фактор проявленного внимания. С тех пор мы нащупали брешь в созданной центурионами системе неприступности и знали как можно подступиться к Китайской стене, чтобы потрогать её.